Борис Пастернак

Современный этап развития экономической науки характеризуется одновременным сосуществованием трех основных теоретических парадигм, определяющих подходы исследователей к экономическому анализу на всех уровнях экономики.

Согласно первой парадигме - концепции неоклассики, экономическая система рассматривается как совокупность взаимодействующих агентов (физических или юридических лиц), осуществляющих в свободном экономическом пространстве процессы производства, потребления, обмена и исходящих при этом из собственных интересов, понимаемых главным образом как максимизация прибыли от всех видов деятельности. Главный объект исследования здесь - экономический агент, а главный предмет исследования - действия агента на рынке.

Согласно второй парадигме - парадигме институциональной экономики, действия агентов разворачиваются не "в чистом поле" свободного рынка, а в сильно "пересеченной местности", наполненной разнообразными институтами - организациями, правилами, традициями и т.п. Побудительными мотивами действий агентов являются не столько попытки обеспечения максимальной прибыли, сколько стремление к соответствию данного агента институциональным нормам и правилам, к улучшению своего положения в рамках этих институтов. Главным объектом исследования при таком подходе выступает уже не агент, а институт, а предметом являются отношения между агентами и институтами.

Третья - эволюционная - парадигма, в отличие от двух первых, опирается на динамическое представление о деятельности агентов, на наследование основных особенностей такого поведения в рамках эволюции вида и рода. Поведение агентов рассматривается в контексте факторов эволюционного характера и требует обнаружения и изучения механизмов, аналогичных механизму наследования генотипа агента, популяции агентов, общества в целом. Главным объектом изучения является популяция агентов, обладающих аналогичным социально-экономическим генотипом, а предметом изучения - поведение агента (популяции агентов) с точки зрения влияния наследственных или приобретаемых факторов.

В последние годы заметен синтез этих трех подходов, обусловленный главным образом признанием всех трех факторов (личного интереса, институционального влияния и эволюционной составляющей) значимыми аргументами при объяснении действий экономических агентов и протекания экономических процессов. Можно полагать, что развитие системной парадигмы, связываемой с именем Я.Корнаи, приведет к интеграции неоклассической, институциональной и эволюционной концепций. Данная парадигма стремится к многостороннему рассмотрению социально-экономических образований как комплексов, носящих черты технологических, экономических, социальных, институциональных, биологических и иных систем¹.(¹Существовавшее и соблюдавшееся в течение нескольких десятилетий конвенциальное разделение предметов исследования для таких наук, как социология ("ценность") и экономика ("стоимость") (см., напр., [Camic, 1989]) выглядит сегодня на микроуровне особенно искусственным.) Главным объектом рассмотрения здесь служат социально-экономические системы, а предметом - их развитие, основанное на взаимодействии внутренних подсистем и влиянии внешних систем и сред.

Однако наиболее существенным препятствием на пути развития этого, несомненно перспективного направления является нерешенность вопроса о причинах и факторах возникновения, распространения, закрепления и смены институтов.

Данный вопрос носит не только теоретический характер. Значимость особенностей институциональной структуры каждого конкретного общества для его социально-экономического развития убедительно обоснована лидерами институционального направления социально-экономической теории (см., напр., [Норт, 1997а], [Ходжсон, 1997; 2003], [Макаров, 2002], [Полтерович, 2001], [Заславская, 2002]). К концу периода "великого перехода" 1990-х годов, при подведении итогов строительства постсоциалистического общества в России и других транзитных странах, этот тезис получил новые подтверждения и был признан не только экономистами-теоретиками² (²В наиболее явной форме это отражено в названии и содержании статьи В.Попова "Сильные институты важнее скорости реформ" [Попов, 1997].) , но и экономистами-политиками разнообразных "цветов" политического спектра (см. [Balcerowitch, 1995], [Глазьев, 1999; 2001], [Пияшева, 1999] и др.).

В течение последних лет в России идет интенсивное и целенаправленное институциональное строительство, но результаты его пока удовлетворяют немногих. В наибольшей степени это касается институтов, имеющих значимую социальную компоненту. К началу 2004 г., после очередных выборов в Государственную думу, стало отчетливо видно, насколько не похожи демократические институты современной России на то, что реально понимается под демократией. Институты демократии не сводятся к свободным и конкурентным выборам президента, парламента или местных властей. Истинная демократия представляет собой многоуровневую и разветвленную систему институционализированных норм, традиций и оценок, охватывающую все уровни социально-экономического пространства - от макроуровня до нано-уровня (сознания отдельного человека), предусматривает целый ряд ограничений и требований к механизмам, в частности, требования учета разнообразных факторов различного уровня. Формирование такой системы требует времени, специальных усилий, гибкости и целеустремленности общества и его членов. Подобная картина имеет место и в отношении других социально-экономических институтов.

Становится ясно, что социально-экономические институты не столько строятся или конструируются, сколько выращиваются, подобно тому, как выращивается кристалл. Одновременно становится ясно, что одна из основных причин недостаточной эффективности институционального конструирования в новой России - отсутствие убедительной теоретико-методологической базы. Жизненно необходима целостная концепция, призванная, с одной стороны, дать убедительные ответы на вопросы о том, как создаются (рождаются), распространяются и закрепляются институты в той или иной стране, как они переходят из одной страны в другую, из прошлого - в сегодняшний день, с другой - стать базой для методологии и методики институционального строительства. Существенно, что речь в такой концепции должна идти не только об отдельных институтах, но и об институциональной системе как совокупности взаимосвязанных институтов и их "кустов".

В последние годы стала ясна и необходимость глубокого переосмысления самой роли институтов в текущей экономической и социальной деятельности. Выяснилось, что институты не только влияют на поведение социальных агентов, но и лежат в самом основании восприятия ими действительности. Институты создают не только ограничения или стимулы для социальных действий, как считалось ранее, но и сам повод или возможность для них. В качестве примера действий, не существующих вне институтов, Дж. Серл, например, называет игру в шахматы [Searle, 1995]. В экономической сфере к таким действиям относится, скажем, игра на фондовом рынке (невозможная вне института фондового рынка) и множество других экономических действий³. (³ Вместе с тем обращение с безусловно важным принципом институтоцентризма требует аккуратности. Если любой фактор, оказывающий воздействие на процесс совместной деятельности людей и его результаты, "действует через институты и благодаря институтам" [Институциональная экономика, 2001. С.39], то это совсем не означает, что "некорректно говорить о "мире институтов", поскольку социального мира вне институтов попросту не существует" [Иншаков, Фролов, 2002. С.284]. Мир институтов всепроникающ, но не всеобъемлющ. Кроме институтов, в социальном мире действуют интересы, ожидания, намерения, культурные артефакты и т.д., подробнее см. об этом в п.1.3.)

Наряду с понятием "институционального фактора" общественного развития возникает понятие "институционального факта", т.е. факта социально-экономической жизни, существующего лишь благодаря определенным институтам; антонимом является понятие "грубого факта", имеющего место безотносительно к социальной структуре. Объем и значимость институциональных фактов в жизни общества наглядно показана Дж.Серлом в работе "Конструкция социальной реальности" [Searle, 1995].

Институциональная структура общества, хотя и является более устойчивой, чем его функциональная структура, все же находится в состоянии постоянного изменения. Особенности и тенденции институциональной динамики определяют в свою очередь потенциальные возможности достижения высокого уровня социально-экономического развития. Вместе с тем динамика институциональных систем относится к числу недостаточно изученных процессов как с теоретической, так и с эмпирической точки зрения. До сих пор в литературе активно дискутируются не только факторы генезиса страновых институтов, взаимосвязи между институтами различных уровней, характер и степень влияния экономической практики на формирование институциональной структуры экономики, но и подходы к определению и анализу сущности самого понятия института, а также к его ценностной характеризации и эмоциональной окраске (обзоры можно найти, напр., в [Тамбовцев, 1997], [Иншаков, Фролов, 2002], [Дементьев, 2001], [Сухарев, 2001], [Ходжсон, 2003]).

Интересно отметить, что если в работах классиков неоинституционализма институты рассматривались как полезные правила, "снижающие неопределенность будущего", "облегчающие координацию и взаимодействие", "улучшающие жизнь людей", т.е. с позитивной точки зрения, то в работах конца 1990-х - начала 2000-х годов, в особенности касающихся российской экономики, стали чаще упоминаться "неэффективные (т.е. нежелательные) институты", "институциональные ловушки" и тому подобные определения с негативной эмоциональной окраской.

По нашему мнению, бессмысленно ставить вопрос о том, является ли данный институт "ангелом" или "дьяволом", однако есть основания говорить о том, что каждый "полезный" институт едва ли не автоматически порождает и "антиинститут" [Полтерович, 2001], собирающий под свои знамена агентов, чьим интересам не отвечает следование данной норме или их совокупности. Результатом взаимодействия института и "антиинститута" часто является институциональная мутация, перерождение институтов [Заславская, 2002. С.214 и др.]. Все это, заметим, говорит о существенных межинститутских зависимостях и влияниях, о насыщенности и сложности структуры институциональной системы как объекта изучения.

Говоря о степени изученности динамики институциональных систем, необходимо специально отметить в качестве одной из основных проблем недостаточность эмпирической базы институциональных исследований. В частности, ощущается серьезный недостаток систематических описаний состава, структуры и функций базовых социально-экономических институтов в реальных отечественных экономических системах, таких как предприятия разных отраслей, финансово-промышленная группа (ФПГ), городское хозяйство, федеральные органы власти и управления и т.п. "Мы не располагаем полным описанием большинства реальных институтов - таких как рынок, биржа или парламент. Фиксируемые законодательно правила и инструкции оставляют множество возможностей для интерпретации и формирования различных стереотипов поведения в зависимости от институциональной среды, опыта и культуры действующих субъектов. Формальные правила - лишь оболочка, в пределах которой могут возникать самые разные неформальные нормы", - отмечает В.М.Полтерович [Полтерович, 2001].

В полной мере это относится к российским институтам переходного периода. Несмотря на то, что в последнее время наметился прогресс в преодолении проблемы "эмпирической недостаточности" - значительную роль в этом сыграли работы [Иншаков, Фролов, 2002], [Старков, 2002], [Сухарев, 2001]; примеры более или менее формального описания неформальных институтов можно найти в работах Т.И.Заславской (сфера труда [Заславская, 2002]), А.А.Яковлева и В.В.Радаева (сфера уплаты налогов [Яковлев, 1999], [Радаев, 2002; 2003] и др., - систематического описания институциональных структур в переходных экономиках пока нет.

По нашему мнению, формирование эмпирической базы институциональных исследований нуждается в настоящее время, во-первых, в разработке соответствующего методического обеспечения, во-вторых, - в организационном упорядочении (можно сказать, в институционализации). Назрела необходимость структурирования подобных описаний по единым в целом образцам, разработки своеобразных "институциональных карт", отражающих состав и взаимодействие институтов в различных сферах экономики. В перспективе такие институциональные карты могли бы в совокупности составить "институциональный атлас" России, отражающий в той или иной мере и с той или иной степенью подробности все богатство "институционального ресурса" России⁴. (⁴ Перспективным представляется рассмотрение институциональной системы данного общества как части национального богатства страны. Разумеется, система институтов относится к "нематериальным активам", при этом методика оценки этой системы как ресурса с учетом ее полезного потенциала и имманентных дисфункций пока не разработана.)

Анализ организационно-экономических процессов, протекавших в течение последних десятилетий в странах бывшего социалистического лагеря, убедительно продемонстрировал, что "механический" путь институтообразования, предполагающий директивную формализацию какой-либо нормы или их группы и организацию механизма мониторинга и поддержки данной нормы, не только не приводит автоматически к ее укоренению, но порой является причиной укоренения соответствующей "антинормы". Наиболее яркий пример - попытки насильственного установления "института трезвости" и мутация "института банкротства". Результатом анализа подобных феноменов стало появление в литературе различных концепций и рекомендаций нормативной институциональной теории, в частности, основанных на институциональном проектировании [Тамбовцев, 1997], институциональной трансплантации [Полтерович, 2001], деформализации как особой технологии институционализации формальных общественных правил и норм [Радаев, 2003] и т.п. Однако эти концепции, по нашему мнению, не дают достаточно полной и убедительной картины изменения страновой институциональной системы. Из чего и как формируются отдельные институциональные нормы, какова роль в институтогенезе особенностей сложившейся системы страновых институтов - все эти вопросы остаются в значительной мере открытыми.

В данной книге представлены результаты теоретического анализа процесса формирования и изменения институциональной структуры на базе системного многоуровневого подхода к институтогенезу. Основная идея подхода состоит в рассмотрении "мира институтов", "мира агентов" и "мира полей их взаимодействия" как трех различных, разноуровневых и самостоятельно развивающихся (хотя и тесно взаимодействующих) систем, для каждой из которых характерны свои закономерности, внутренние связи, дисфункции. При таком подходе состояние и эволюция институциональной системы данного общества зависят от состояния и взаимодействия агентов и предприятий. Этот подход можно рассматривать как некоторую модификацию и развитие подхода Д.Норта к формированию институциональной среды, согласно которому "ключевым для институциональных изменений является непрерывное взаимодействие между институтами и организациями в экономической среде с ее редкостью и, следовательно, конкуренцией" [Норт, 2000]. По словам Д.Норта, в его работах до конца 1990-х годов не рассматривались организации и предприниматели, а определение институтов основывалось скорее на "правилах игры", чем на самих "игроках". "Мы не учли целенаправленные действия самих агентов для достижения каких-то целей, что в свою очередь ведет к изменению существующих ограничений" [North, 1997]. Хотелось бы только подчеркнуть, что у Норта речь идет об организациях всех видов, как коммерческих, так и государственных или общественных, в то время как мы выделяем и подчеркиваем роль в институтогенезе предприятий, т.е. организаций, самостоятельно осуществляющих в рыночной среде процессы производства и реализации продукции, а также простого или расширенного ресурсного воспроизводства.

Можно также найти общие черты между предлагаемой нами концепции институциональных изменений⁵ (⁵ Впервые основные идеи данной концепции были опубликованы в [Клейнер, 2000г; 20016].) и позицией М.Аоки [Aoki, 2001].

Нами выдвигается концепция возникновения и эволюции социально-экономических институтов как результата определенных взаимодействий двух или более протоинститутов - особых базисных институтов (точнее говоря, норм), образующих "институциональный генофонд" экономики. Такое взаимодействие приводит к образованию реального института при наступлении определенных условий, связанных с сочетанием интересов экономических агентов - потенциальных участников данного института. От того, как эти агенты воспринимают информацию и реагируют на нее, какова структура их интересов и намерений, зависит и результат институтообразования. Для анализа особенностей этого процесса в России предлагается и обосновывается типологическая дихотомия экономических агентов на homo economicus и homo institutius в зависимости от специфики их целевой ориентации: либо на приращение имущественного положения, либо на улучшение институционального состояния. Мы показываем, что именно последний тип личности играет особую роль в процессах институциональных изменений. Приводятся возможные культурно-исторические объяснения соотношения между типами и homo economicus в составе населения России, преобладание типа homo institutius. Рассматриваются личностно-психологические факторы отклонения от рациональности в поведении этих двух категорий агентов и исследуется влияние этих различий на особенности процессов распространения институциональных изменений.

Особое внимание уделяется роли в процессе генерации, инкубации и закрепления институциональных инноваций производственного предприятия как основного "поля взаимодействий" участников институтогенеза: физических лиц, технологических способов, базисных координирующих институтов, иерархических управленческих структур. Институциональная роль предприятия рассматривается на базе концепций так называемой системно-интеграционной теории предприятия, учитывающей различные аспекты внутренней и внешней среды и функций предприятия.